читать дальшеА пару лет назад я совсем не слушала музыку.

После Реннера меня так еще не штырило по сериально-киношным мужикам. Кстати, сейчас вообще не понимаю, что такого привлекательного было в Реннере. Оо

Закари Куинто Почему во втором Стар Треке он такой хомяк?(( И прическа с бровями у него там хуже, чем в первом.

Сегодня снился очень яркий сон. Будто я поступила в аспирантуру на теологию и сижу на первой лекции. Рядом со мной сидит бывшая однокурсница Настя и кто-то третий. Мутная и сонная от дождя и пыли аудитория, много бывших сокурсников. Я удивляюсь, потому что никто из них не собирался учить божье слово. Я тоже не собиралась идти в аспирантуру, но у меня было свободное время, и я решила пойти на лекцию. Я знаю, что могу уйти в любое время. Профессор пишет что-то на доске и объясняет. В аудитории поднимается шум, потому что мало кто понимает, о чем он говорит. Я понимаю, но каждый раз, когда я пытаюсь пересказать своими словами, сознание мрачнится, и сердце стукает. Мне страшно. Я спрашиваю у Насти, она говорит, ей все понятно. Студенты собирают вещи и уходят толпами. Мы тоже уходим.
За дверью оказывается длинный грязный коридор. Пахнет лекарствами и моющими средствами. Кто-то кричит. Мы слышим шаги и прячемся в каком-то кабинете. Я хочу спрятаться под стол, но девчонки отказываются, потому что нас там увидят. Мы прячемся в шкафу. Заходит профессор, который вел лекцию. На нем старомодный костюм, у него очки и гладкие волосы, он молод и даже красив. Он зашивает женщине рот и выходит за инструментами. Мы бежим из кабинета. Сейчас мы в больнице, в соматическом отделении. Я лежала в соматическом отделении, когда мне было одиннадцать. Мне говорят идти в процедурный. Я знаю, мне там тоже зашьют рот. Они знают, что я все видела. Я говорю девчонкам, что знаю, как выбраться отсюда. Мы бежим на лестничную площадку. За нами уже гонятся санитары. Я кидаюсь вниз по лестнице, но слышу шаги. Я разворачиваюсь и бегу наверх. Я помню только одну мысль. Я не должна умереть. Я обязана выжить. Я пропускаю один пролет и вбегаю в отделение на третьем этаже. В первое мгновение мне кажется, что я попала в детскую комнату. Голубые стены с желтыми звездами, огромные плюшевые игрушки. Я в психиатрическом отделении. Ruhig. Ganz ruhig. По неизвестной причине я думаю эти слова на немецком. Я говорю девочкам успокоиться и вести себя спокойно. К нам подходит санитарка и спрашивает, почему мы не в палатах. Я отвечаю, что хочу в туалет. Я не знаю, где здесь палаты. Она объясняет мне, как пройти до туалета. Это длинная стена с дверьми. Только перегородок внутри нет, хотя снаружи кажется, что есть. За дверью раздаются голоса, нас ищут. Я выхожу, когда голоса умолкают. На круглой скамейке в голубом со звездами холле я вижу родителей. Они пришли навестить меня. Они говорят, что я всегда находилась в психиатрическом отделении, я не пыталась там спастись, я пыталась оттуда сбежать в университет и в соматическое отделение. Я не верю. Я замечаю, как на меня смотрит санитар, и говорю, что я их люблю и мне нужно спешить. Я встаю и иду. Я помню только одну мысль. Я не должна умереть. Я обязана выжить.
Я просыпаюсь.
Я просыпаюсь еще раз.

Я такие простенькие вещицы писала в 13-14 лет. Котики ван лав. =^^=

В больнице под скамейкой рядом с раздевалкой нашли котёнка, крошечного, чёрненького, пищавшего так жалобно и громко, что его наверняка было слышно во всем крыле.
—Ой, какой маленький — с детскую ладошку!
—Возьмите его себе!
—Что вы! У меня самой дома кот!..
—Нет, вы только посмотрите, как кошечка носится за ним. Видите, даже кошки защищают свои чада, не то, что нынешние мамаши... — процедила сквозь зубы женщина с зачёсанными в тугой пучок бордовыми волосами. Осуждающие морщинки вокруг ее губ стали еще глубже, а сидевшая на корточках рядом с котёнком девушка в медсестринском халате втянула голову в плечи.
— Снежанночка! Чего тут у тебя такое? — провизжал еще один голос, как ножом обрезавший нестройный гомон, и толпа разомкнулась, пропуская полную женщину, с ушей которой свисали тяжелые золотые серьги.
— Это, — она ткнула длинным фиолетовым ногтем в котёнка, который устроился в ладошках девушки, — в нашей больнице! Ах ты, господи... Что скажет Виктор Иваныч? — она покачала головой. — Снежанночка! — девушка вздрогнула и посмотрела на начальницу большими испуганными глазами. Кошка, мурча, тёрлась о ее ноги. — Выкини отсюда это... — она замолчала, будто пытаясь найти подходящее слово, — это!
Толпа загудела, как рассерженный улей. Снежанна жалобно посмотрела на начальницу.
Ярко подведенные карандашом губы начальницы искривились, но через секунду ее лицо разгладилось.
—Иди-ка, купи колбаски и молочка в буфете, — властно приказала она, махнув пухлой рукой в сторону столовой. — И бери побольше, шоб мамаша всё не сожрала.
«Снежанночка» встрепенулась точь-в-точь как какой-нибудь птенец и, осторожно опустив котёнка на пол, прижимая тонкие руки к сердцу, побежала в буфет. Кто-то протянул ей пятьдесят рублей.
—Спасибо, — пробормотала девушка.
Женщина усмехнулась. А потом снежной лавиной обрушилась на толпу.
—Ну, чего стали? Делов что ли нет? Болящие — к специалистам, здоровые — по домам! Неча тут толпиться, не цирк!
Толпа заворчала что-то о врачах, больницах и системе российского здравоохранения, но всё-таки распалась на людей, неохотно разбредшихся к окошкам регистратуры, к лестницам или выходу.
Женщина удовлетворённо крякнула, нагнулась и, схватив котёнка за загривок, понесла к выходу. Держала она его на расстоянии вытянутой руки, брезгливо морщась и сшибая всех на пути исходившей от нее враждебностью в мегаваттном диапазоне. Кошка бежала за ней, что-то надрывно мяуча.
Шлёпнув котёнка в кучу коробок, сваленных у мусорного контейнера, женщина что-то пробормотала, широкими движениями вытерев ладони о халат, и победным маршем зашагала обратно.
«Снежанночка» растерянно стояла у скамейки, сжимая в руках бутылочку с молоком и завернутый в целлофановый пакет кусок докторской колбасы.
—А где... - начала она, завидев начальницу.
—Был да сплыл!— оскалившись, та развела руками и протаранила себе дорогу к одному из окошек регистратуры, хотя правильнее будет сказать, люди сами спешили убраться с ее пути. Таких женщин трудно не заметить. — Галочка, слушай, чего расскажу... знаешь, что устроила эта новенькая?..
Стиснув зубы, Снежанна посмотрела на колбасу и молоко и медленно зашагала к себе в кабинет. Плечи девушки едва заметно подрагивали.

***

—Снежанночка! Я уйду пораньше, всё равно никого на приём нет, — начальница просунула руку в рукав шубы. Коридор был забит больными аж до самой лестницы. — Всё, дорогая, до завтра!
Выключился свет, и хлопнула дверь. Снежанна даже не вздрогнула. Она уже привыкла к тому, как её начальница показывает, на каком месте в ее иерархии "любви-нелюбви" находилась Снежанна. Наверное, на последнем. А может, вообще вне иерархии?..
Она подошла к окну, грея озябшие пальцы о батарею. Снаружи мело, снег залеплял людям глаза, будто ветер, наконец, нашёл с кем поиграть в снежки. Хотела бы она выйти сейчас на улицу. Но ее ждали люди.
Часы тикали, разделяя время на прошлое и настоящее. Девушка глубоко вздохнула и, присев на корточки, пододвинула к себе коробку с двумя шерстяными клубками. Один, что поменьше, вдруг зевнул, показав розовый язычок, и посмотрел на неё внимательными зелеными глазами.
—Мр-мяу? — спросил клубочек.
Снежанна улыбнулась.