Мне 28 лет, и я обожаю убираться. За уборкой привожу не только квартиру в порядок, но и свои мысли. С работы я каждый день приношу не только материалы по проектам, которые нужно изучить, но и кучу литературы почитать в свободное время. Проблема в том, что у меня никогда нет времени добраться до последней. В связи с этим я испытываю чувство вины.
Сейчас за уборкой я без угрызений совести выбросила кучу журналов, hib, ежедневный Pressespiegel, брошюры, которые я насобирала на мероприятиях. Они не нужны для основной работы, но для расширения кругозора можно почитать, может, получится найти что-то интересное... Ну, его нафиг.

Классное ощущение контроля и чистоты. Надо еще разобрать одежду для дома, явно много всео накопилось, что я не ношу. Надо отнести в контейнер для старой одежды.

Забавно будет, если у сдувшейся к 10 сезону ТБВ окажется концовка лучше, чем у эпичной и мега популярной ИП.

Когда достигаешь дна, остается только оттолкнуться от него ногами.

Я слишком себя накрутила. Накрутила-перекрутила, перестала хорошо спать, начала много пить кофе, мало думать о себе, много думать о тех ужасах, которые могут случиться. Начала слишком много анализировать и психовать.
А надо просто – отпустить.
Что там будет с Германом – всё равно. Изменит, но соврет, уйдет, найдет себе получше – пусть. Наделаю на работе ошибок – пусть.
Я всегда остаюсь у себя, и этого достаточно.
Пошла к врачу, сдала анализы, взяла себе больничный, поговорила с любимой подругой, почитала книжку, погуляла. Норм.

Мой диагноз - это просто адовая смесь. С одной стороны мне страшно делать многие вещи, например, выйти на улицу или сесть в электричку. Это Angststörung. А с другой стороны у меня депрессия, и самые простые вещи мне кажутся непосильными. Смотрела видео Ксении Ниглас, где она рассказывает, что ей трудно было достать какую-то банку с верхней полки. То же самое. А потом думаешь, ну его к такой-то матери. Поэтому я не перестаю удивляться, откуда у меня берётся ресурс работать, ходить на мероприятия, знакомиться с людьми и заводить новые контакты. Магия.
Хотя нет, удивляться тут нечему. Я почти не пью кофе, который только способствует тревожности, и рано ложусь спать, чтобы выспаться.
Знаете, как у детей. У них как будто есть батарейки, которые нужно заряжать, т.е. укладывать их спать. Ребёнок может бегать и прыгать весь день, но, как только он устаёт, сразу начинает капризничать, плакать и ныть. Так же у взрослых. Я чувствую буквально, как под вечер у меня обостряются все мои диагнозы и жизнь кажется невыносимой, а на самом деле нужно просто поспать. Это, кстати, очень многое говорит о моей работе, охохо.
Уехать в деревню, что ли?

Элена сказала, что почти обиделась, увидев, как я оживленно разговариваю с каким-то мужиком на мероприятии на пошлой неделе. Мол, мне только с женщинами неинтересно. Чепуха. Мне со всеми неинтересно. Это был глава отдела устного перевода, которого я заболтала, потому что у него работа моей мечты. Правда, потом этот мужик стал мне писать везде, и я быстро пожалела о своей инициативе.

Хотела заработать на своём диагнозе две тысячи, записавшись на исследование в Шарите. Но на моем диагнозе даже денег не заработаешь. Они ищут людей с депрессией, а у меня Angststörung как первый диагноз. Эх.

В фильмах почти всегда есть кульминация, мгновение, когда герой оказывается в кризисной ситуации, и весь зал его поддерживает: «Держись, бро, держи-ы-ы-ысь!» Ну, вроде того, как паучок у Марвел поднимает огромную конструкцию, перекрывшую ему выход. Не знаю, почему пришло в голову именно это сравнение. Главное, этот момент заканчивается быстро.
В жизни всё не так. Ну, по крайней мере, у меня не так. У меня ощущение, будто я иду по безрадостной пустыне, и с каждым шагом ноша становится тяжелее. Кожа трескается от сухого колючего ветра, крупицы царапают каждый нерв, будто тысячи крошечных игл. Я иду уже давно и не знаю, сколько выдержу ещё. Если честно, я даже не знаю, иду ли я из последних сил или уже на одной силе воли. Происходящее кажется практически нереальным.
А ещё я знаю, что иду, а за спиной – свет, путь, который был ясен, просто и понятен. Что впереди – я не знаю, там темно, света не хватает. Приходится идти через темноту. Только моя собственная тень напоминает, что я еще существую, что я правда куда-то двигаюсь.
Не знаю, что это. То ли сон, то ли воспоминание. Я бы хотела, может, облечь свои мысли в более красивые слова, но мне лень. Возможно, мне не стоит постить эти мысли тут, но на психотерапию я пока не хожу, а ощущений у меня много. Я слишком устала, чтобы думать о том, что обо мне подумают другие.

Не знаю, что происходит, но что-то происходит со мной, с моей жизнью. Держаться становится всё сложнее, потому что то, за что я держалась в тяжелые времена раньше, отпало в ходе психотерапии, потому что эти стены оказались стенами, которые не пропускали не только всё плохое, но и всё хорошее.
Именно поэтому, как мне кажется, всё плохое, что происходит сейчас, воспринимается настолько болезненно, почти как физическая боль. Я стала намного честнее с собой и с другими людьми. Я могу признать, что сейчас я не хочу выходить из дома, потому что мне страшно покидать свою квартиру. Раньше я бы не смогла признаться в этом даже себе, потому что мне с детства приучали к мысли, что я должна быть сильной. Я должна быть сильной и я должна проходить через всю ту боль в одиночку. Когда я обращалась к своей матери за помощью, она говорила «Я же терплю. Почему ты не можешь?» Я поняла тогда, что я одна, что я должна держаться. Сейчас я знаю, что я сильная, но я так же знаю, что бороться с проблемами и не справляться – тоже нормально. Мне не стыдно признаться, что я сейчас прохожу не самый легкий период в своей жизни.
Так вот. Я начала с того, что я не знаю, за что держаться, когда мне так плохо. Я знаю, что работает. Мне нужно отвлечься и оказаться как можно дальше от ситуации, которая травмирует меня. Это нужно людям, которые ухаживают за больными родственниками, молодым матерям, людям, которые сгорают на работе. Мне помогают долгие прогулки на природе, просто сидеть на скамейке в парке или перед озером или рекой. Но сейчас я чувствую, что мне нужно больше. Я много думаю о том, чтобы сменить профиль и поступить на что-нибудь вроде Soziale Arbeit. Это просто мысли, не думаю, что я решусь. Ещё я думаю о вере, но этот вопрос ещё сложнее.
Забавно, как бывает в жизни. Я так мечтала о том, что делает меня в данный момент несчастной. За что боролась, на то и напоролась. Можем, умеем, практикуем. К счастью, когда-нибудь этот период станет опытом. С одной стороны, мне очень страшно, а с другой стороны, быть честной с собой освобождает. Ich nehme das Leben so wie es kommt. У меня есть цели, и планы, и мечты, но у меня больше нет требований к себе быть сильной, счастливой, успешной, какой угодно. Нет требований к отношениям и к нашему с Германом будущему. Я учусь ценить наше время вместе и я благодарна ему за всё. А что будет дальше, то будет, этого не избежать. Ничего так для человека, который всерьез думал о суициде, да? В данный момент я несчастный человек, и мне норм (норм скорее всего благодаря ад ).
It's okay not to be okay. И всё такое. Пис.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

После работы прихожу домой уставшая, не настолько, чтобы сразу ложиться спать, но дома мне становится все очень лень, хочется залипать в реддит и ситкомы. На работу уходит сейчас 80% процентов энергии и концентрации, а ведь есть и дела помимо работы. Вчера еле заставила себя написать после работы два важных мейла.
Надо на работу брать ноут и после работы идти в кафе.

У мемориала памяти убитых евреев Европы кто-то сказал, что каменные стеллы напоминают ему панельные дома в восточных районах Берлина. Только у домов есть окна, зажигающиеся по вечерам светом, а у стелл их нет. Так же никто сразу после войны не хотел знать, что пережили евреи. Анализ и работа начались значительно позже.
Стеллы, с другой стороны, напоминают гробы.
Эту метафору интересно перенести на современную Россию.

После отъезда Германа всё стало ещё запутаннее. Мы много чего друг другу сказали за выходные, и я уверена, что половина была правдой только в тот самый прекрасный момент тишины и уединения.
В пятницу нам пришлось пойти к врачу, потому что у меня сильно болел желудок. Помню, я вышла из кабинета, потирая место укола, и мне захотелось, чтобы ничего этого не было. У меня возникло странное чувство, что всё неправильно – неправильно, что в тот день, когда приехал Герман, возникла необходимость пойти к врачу, неправильно, что я не хочу его видеть, мне хотелось закрыться, спрятаться, никого не видеть. Было неправильно всё: дурацкая берлинская погода с почти штормовым ветром и дождем, я в Берлине, новая работа, аптека и продуктовые. Потом я поняла, что я просто была вымотавшейся и мучилась от пмс, но это ощущение неправильности я запомнила.
Потом всё снова стало на свои места. И аптека нашлась поблизости, и лекарство подействовало, и сон в обнимку явно пошел мне на пользу.
Кстати, заметила, что у меня так всегда после переезда. Когда я переезжала в Гейдельберг из Берлина, помню, я уже сидела в поезде, когда меня вдруг поразила мысль, а что, если я сейчас совершаю ошибку? От ужаса я, конечно, не бросилась к дверям, но мысль была неприятная. Вообще у меня первый месяц на новом месте всегда неспокойный, я долго привыкаю-обживаюсь. Вот так непросто жить с депрессией и тревожным неврозом. Психотерапевт в Гейделе сейчас помогает искать психотерапевта в Берлине, а то мои страхи превращаются в суицидальные мысли, а это совсем не гуд.

Мне раньше казалось, что отношения с другим человеком могут помочь справиться с тревогой и депрессией. Психотерапевт тоже говорил, что одному такие проблемы не решить, человеку нужны другие люди, которые могут сказать правильные слова.

«-Это нечто вроде лечения посредством слов, - осторожно объяснил Натт. - Иногда люди обманывают себя и начинают верить в то, что не является правдой. Порой это бывает опасно, потому что человек видит мир в неправильном свете. Притом он не позволяет себе понять свою ошибку. Но обычно некоторая часть сознания все-таки понимает, и правильные слова могут найти в ней отклик...»

Но с Германом я такого не чувствую. Может, потому что я ему недостаточно доверяю. Моя тревога отдельно, отношения отдельно. С Германом я испытываю чувства и эмоции, которые трудно испытывать, когда я в депрессии.

Короче, я пока не очень понимаю, что со всей этой информацией делать. Из-за работы времени и сил разбираться нет. Я засыпаю в девять вечера.